М. Шемякин.
Воспоминания.
Из книги "Я — сын советского офицера"
(начало см. предыдущие диски данной серии)
Великий Высоцкий и Великий Тибетский Лама
"Я гляжу на фотокарточку-
две косички, строгий взгляд".
Б. Окуджава
Последние годы на стене рабочей комнаты в квартире Высоцкого в Париже висел над его письменным столом большой фотографический портрет старого тибетского монаха в желтом буддийском хитоне с молитвенной погремушкой в ссохшихся старческих руках. Это был учитель самого Далай-Ламы, и имя его, если мне не изменяет память, было Вен Калу Ринокх.
Володя иногда ласково посматривал на портрет и, заговорщицки подмигивая мне (если кто нибудь из пришедших удивленно рассматривал портрет), загадочно говорил "Наш старик". И больше ни слова. Правда, за полгода до Володинои смерти портрет Нашего Старика исчез со стены и больше не появлялся. Второй портрет Нашего Старика в том же желтом хитоне и с тои же погремушкой хранился у меня.
И вот сейчас, перебирая старые архивы, я наткнулся на него и вспомнил эту веселую и грустную историю нашего с Володей визита к Великому Ламе на предмет обсуждения одной чисто русской проблемы, которая сыграла довольно большую роль в уходе Володи Высоцкого от нас в мир иной...
Однажды, уже будучи американским жителем, прочел я в Нью Йорке об одном здешнем писателе, которого застрелили "капы", когда он в маске пытался было ограбить банк. Не денег он хотел. Писал он роман о грабителях, и для того, чтобы почувствовать их переживания и лучше описать их, решил на себе испытать все это. Испытал, но неудачно. Роман не дописан.
Трагикомическая история, но где то поразительно верная по отношению к проклятым поэтам: Бодлеру, Верлену, Рембопевцам злачных мест и манящих ночных впечатлении, которые вперемешку с творчеством — пили, кололись (не в смысле "раскалывались") и пробуждались в борделях, а чаще — в полицейских участках. Участь же их учителя и предтечи —гениального Вийона, поднятого поэтами впоследствии на щит и воспетого повсюду, увы, известна не всем. Они ненавидели пошлость, убожество мещанской морали, презирали буржуа. Верлен спал с Рембо, стрелял в него, Бодлер умер от наркотиков и сифилиса. Фантастична, ужасна и трагична судьба поэта, но и прекрасна (мещанам это не понять!).
Эстафету этих трагических гениев переняли русские пииты Есенин, Маяковский, Цветаева. Если они сами не успевали убить себя, их убивали (как Мандельштама). Высоцкий был один из них.
Володя писал обо всем. На войне он не был, в лагерях не сидел, в шахтах уголь не рубил. Но ощущал все мучительно остро, и поэтому астральная и духовная прочувствованность вкупе с его мощным поэтическим гением так сильно трогает за душу и бывшего вояку, и зека или просто блатного. И каждый чувствует Володю своим.
Конечно, он не мог себе позволить играть роль матроса на собственной яхте, как позволял себе для вживания в образ Л.Андреев. И никогда не шарил по карманам, чтобы пережить сладкое чувство тревожного волнения, испытываемого щипачами, Но насколько я знаю, алкоголь, как чисто русский наркотик, помогал ему проламывать лед повседневной пошлости, вынужденной закованности и сомкнутой над ним советской обывательщины, порожденной держимордами советской России. И как сказал один из наших с Володей любимых современных мыслителей Андрей Синявский "Пьянство — наш коренной национальный порок, и больше — наша идея фикс. Не с нужды и не с горя пьет русский народ, а по извечной потребности в чудесном и черезвычайном, пьет, если угодно, мистически, стремясь вывести душу из земного равновесия и вернуть ее в блаженное бесцельное состояние..." (А.Терц "Мысли врасплох").
С необычайной, страдающей, легко ранимой душой Володи эта метаморфоза загула была еще сложнее. Это был момент чудовищного духовного обнажения, когда, казалось, грудная клетка разорвана и можно было видеть окровавленное, измученное сердце поэта, человека. И это было одновременно моментом всеобъемлющего духовного проникновения и всепоглощения. Без этого он не мог жить, не мог петь, существовать. Но за все это надо было платить — платить мотками издерганных нервов, перебоями усталого сердца, воскрешениями в реанимационном цехе. Временами казалось, ему пора остановиться самому, без вшивок, без психбольниц — самому. В чем мог и как мог — я старался ему помочь (спрячьте ухмылку!), хотя и сам усердно подвизался в храме Бахуса, столь знакомого и близкого многим моим соотечественникам.
Содержание:
01. Песня завистника (1:46)
02. Лирическая песня (3:37)
03. Личность в штатском (2:02)
04. Диалог у телевизора (3:24)
05. Милицейский протокол (3:24)
06. Нат Пинкертон... (3:09)
07. Поездка в город (2:40)
08. Смотрины (4:18)
09. Не состоялось (3:06)
10. Про Жигули (2:47)
11. Инструкция (4:48)
12. Лекция о международном положении (2:49)
13. Аэрофлот (3:31)
14. Про речку Вачу (3:07)
15. Кругом пятьсот (3:01)
Продолжительность: 00:47:29
Носитель: Audio CD
Год выхода: 1996
Издатель: Фонд Аполлон / PolyGram
№ по каталогу: APOLCD-03
Формат: MP3 320 kbps
Размер файла: 140 Мб
Комментариев нет :
Отправить комментарий